РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОСТ — ПУТЬ К ВИФЛЕЕМСКИМ ЯСЛЯМ
Рождественский пост — время особого духовного напряжения, время покаянной подготовки к величайшему по значимости празднику Рождества Христова, выше которого стоит только праздник праздников — Светлое Христово воскресение, Пасха.
Сравнение праздников наводит на мысль об образе сравнения подготовительных периодов — постов: Рождественского и Великого. В этом сравнении наблюдаем сходства и различия. Последние как бы налицо: очевидна меньшая строгость Рождественского поста за исключением его последних дней — Предпразднества; в нём отсутствуют те особенности богослужений поста Великого, которые создают особый дух Святой Четыредесятницы (имеем в виду рядовые службы с поклонами, Литургию Преждеосвященных Даров, Великий канон преподобного Андрея Критского, чтение Ветхого Завета в будни и т. д.). Интереснее, думается, остановиться на сходствах.
Заметим, во-первых, что Великий пост продолжается 48 дней в два этапа: Четыредесятница и 8 Страстных дней начиная с Лазаревой Субботы. Рождественский пост включает 40 дней (35 + 5 дней Предпразднества). Таким образом при некотором количественном умалении Рождественского поста сохраняется всё же общий ритм, особенно если принять во внимание очевидную аналогию богослужений Страстной и Предпразднества Рождества.
Второе сходство является в соответствии меньших праздников, дней памяти особо почитаемых святых. Так, у начала Рождественского поста (именуемого иногда Филипповым) стоит память апостола Филиппа, сказавшего: Пойди и посмотри (на Христа) (Ин 1:46), а в сам праздник Рождества мы вспоминаем пастухов и волхвов, то есть тех, кто пришёл и увидел Богомладенца — “человеческое Спасение, в яслех пеленами повиваемое”.
Затем наступает праздник Введения во храм Божией Матери, в службе которого ясно ощущается дыхание Рождества: звучат ирмосы праздничного канона “Христос раждается — славите”. И в этом случае угадывается великопостная аналогия: Благовещение — начало (по-славянски “главизна”) спасения, Пасха — спасение совершившееся; так и Введение — таинственное начало Рождества (избрание Девы, долженствующей стать Матерью Божией). Далее — в дни памяти апостола Андрея и святителя Николая — в богослужениях звучат Рождественские стихиры, свидетельствующие о приближении праздника (среди них — известное песнопение “Вертепе, благоукрасися”).
Таким образом за благословением Божией Матери следуют благословения апостольское и святительское на постном пути к вифлеемским яслям. Само именование апостола Первозванным напоминает нам о первом призыве Божием, обращённом и к нам: покаянно повернуть жизненные пути ко Христу. Память же Николы Милостивого открывает для нас и другую важнейшую сторону любого поста: творение милости, конкретные дела любви.
Важно ещё отметить последовательность воскресных Евангельских чтений Рождественского поста и кануна его, порядок которых после 25-й недели по Пятидесятнице практически неизменен. Последовательность эта такова: притча о милосердном самарянине, притча о безумном богаче, исцеление скорченной женщины, исцеление десяти прокажённых и благодарность одного из них, затем — притча о званных на пир и родословная Господа. Эти чтения по преимуществу не увязаны с конкретным сроком, отделяющим нас от праздника, но, как и накануне Великого поста, тема каждого чтения вытекает из предыдущего, хотя наблюдаемая взаимосвязь и не столь очевидна. Однако вслушаемся.
В Евангелии о милосердном самарянине ставится вопрос: “Кто мой ближний?” — и следует ответ: оказавший милость. Святоотеческая традиция в образе милосердного самарянина видит Христа, то есть именно Господь нам ближе всех, Он — Цель и Смысл нашего пути постного, Он Сам — Путь.
Но нам следует осознать, как далеки мы по грехам своим от путей Божиих — и этому посвящена тема следующего чтения: о безумном богаче. Мы призываемся увидеть в человеке, прикованном к земным заботам, богатеющем не в Бога, самих себя — и покаянием ответить на Евангельское обличение.
Если это произойдёт, мы узнаем об исцелении хотя и пригнувшихся к земле, но ко Христу идущих — в лице выпрямленной чудом Господним некогда скорченной женщины (следующее воскресное чтение).
И единственный возможный для нас ответ предлагает нам неделю спустя чтение Евангельского рассказа о благодарности исцелённого от проказы (тоже, кстати сказать, самарянина — по образу Милосердного, то есть похожего на Христа).
“Научившийся благодарить достоин вечной жизни”, — сказал в последней своей проповеди отец Александр Шмеман. И вот услышавшие о благодарности через неделю слушают притчу о званных на пир Царства, в котором все во Христе и всё — Христос. И о Его вочеловечении мы слышим в последнее воскресенье перед праздником, к которому готовит нас Рождественский пост.
Тем временем наступают самые важные дни постного поприща — Предпразднество Рождества как некая аналогия Страстной седмицы. И в этот период пост становится строгим, богослужения отмечаются существенными особенностями. Лучше понять содержание этих дней нам помогут замечательные слова священномученика Сергия Мечёва: “Радостен праздник Рождества Христова, но он радостен для тех, кто ждёт его, кто помнит, что Христос пришёл для страдания, что Он принял образ раба и что Он пришёл на землю, чтобы нас поднять на небо”. Таким образом, Рождеством не заканчивается богослужебный круг, оно — веха, этап на пути к Пасхе. Поэтому и службы Рождественского предпразднества несут образ богослужений Страстной.
В Великий Понедельник Церковь, как известно, воспоминает праведного Иосифа Прекрасного (прообраз Христа страдающего и воскресшего) — и накануне Рождества совершается память священномученика Игнатия Богоносца. Этот святой муж апостольский получил своё именование по двоякой причине. Во-первых, перед последним, смертным истязанием он засвидетельствовал, что носит Иисуса Христа в сердце своём. Кроме того (и для нас это особенно важно), предание Церкви усваивает ему образ того самого (Богом носимого) ребёнка, которого Христос взял на руки, и о нём же сказал Господь: Кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном. Перед поклонением Богомладенцу мы призываемся почтить Богоносца умалением себя, да постигнем хотя вмале Христово Божественное умаление.
Теперь обратимся к особым богослужениям Предпразднества — трипеснцам и канонам на повечериях, написанным по подобию тех, что поются на утренях в Страстные дни. Точность приведённых слов священномученика Сергия подчеркнут некоторые параллели, которые уместно здесь привести. Например, в Великий Вторник, вспоминая последние притчи Господа (о десяти девах, о талантах и о Страшном суде), Церковь поёт кондак дня: “Час, душе, конца помысливши, и посечения смоковницы убоявшися, данный тебе талант трудолюбно делай, окаянная, бодрствующи и зовущи: да не пребудем вне чертога Христова”. А в первый день Предпразднества Рождества слышим на повечерии: “Лености сон от нас отложим... Довольно буди деяние благое наше душевное сокровище...” и далее: “Талант делы благими возрастивше, якоже дары давшему, вместо злата, и ливана, и смирны принесём Христу, грядущему родитися из Девы Богоотроковицы”.
Ещё ярче видны параллели со Страстной по мере приближения праздника. Мировое зло, восстающее на Живого Бога, обличила Церковь, обратив к Иуде-предателю такие слова: “О слепотнаго сребролюбия нечестиве...”, и далее: “пощади души наша, Христе Боже, и спаси нас”. А теперь обращается к Ироду: “О слепотнаго скверноубийства, вседерзостне! Имже забвение получил еси, яко Бога никтоже ем руками убиет; преразжегся же яростию, свирепо младенцы закалаеши, Ироде. Пощади души наша, Христе Боже, и спаси нас”. Казалось бы, тут Ирод, там Иуда, а мы при чём? Но ведь и мы ослеплены страстями и забываем о самом святом — и таким образом обличение мирового зла обращено по сути и к нам.
В следующий день в этих канонах раскрывается тема Великого Четверга: Тайная вечеря, причащение, пища и питиё вечной жизни. И за три дня до Рождества слышим в каноне повечерия: “Питие новое, еже древле пити Давид, жаждав, возжеле, в вертепе происходит источитися Вифлеемли и уставити прибывшую душевную жажду, Адамову же и Давидову, из нихже по плоти раждается Христос”. И в последний день перед Сочельником Церковь свидетельствует о таинственной реальности наступивших событий: “Зрите, друзи, и не бойтеся, безумный бо Ирод всуе шатается Зиждителя убити рождшася, но Той, яко жизнь и смерть содержай, живёт и спасает мир, яко Человеколюбец”. Явно обращение к верным как к ученикам, как к самым близким, как к свидетелям Божественной любви (доверие поистине страшное).
Наступает время собраться верным у яслей Христовых, принять чин пастухов и волхвов, принести всемирное поклонение Рождающемуся. Этому свидетельству посвящена служба Великих часов Навечерия — Рождественского Сочельника. Как и в Великую Пятницу, обычные псалмы часов заменяются псалмами пророческого содержания, обращёнными к священному событию, которым живёт ныне Церковь.
На первом часе прославляется Божия Матерь: “Слыши, Дщи и виждь...”, воспоминается поклонение пастухов: “Приидите и видите дела Божия...”; на третьем часе звучит тема волхвов, в поклонении которых явился прообраз обращения ко Христу всех народов земли: “Да исповедятся Тебе людие, Боже, да исповедятся Тебе людие вси...”, а на шестом часе общий пример пастухов и волхвов даётся нам как призыв: “Аще дам сон очима моима и веждома моима дремание, дондеже обрящу место Господеви” — и ты, христианин, побди сейчас, да приобщишься всемирному торжеству.
Тропарь Предпразднества свидетельствует о душевном холоде, с которым земля встретила своего Господа: в жилищах человеческих для Рождающей Девы “место ни единоже бе обиталищу”, но окончательная победа — за Богоподобным смирением Пречистой: “но якоже красная палата, вертеп Царице показашеся”.
В службе Великих часов, помимо ветхозаветных и апостольских чтений, обращённых к теме Праздника, замечательна точная хронологическая последовательность евангельских Рождественских чтений, как бы строго по часам — вечность вступает в пределы времени. Последнее из чтений — об избиении Вифлеемских младенцев — возвращает нас к вселенской скорби этих дней, скорби о том, в какой, увы, мир пришёл Господь, чтобы спасти его от вечной смерти.
Являет цель и смысл Рождественского поста, весь путь его венчает торжественная стихира девятого часа, к которой прибавить, пожалуй, и нечего:
Днесь раждается от Девы
Рукою всю содержай тварь,
Пеленами, якоже земен, повивается,
Иже существом неприкосновенен Бог.
В яслех возлежит
Утвердивый Небеса словом в началех,
От сосцев млеком питается,
Иже в пустыни манну одождивый людем,
Волхвы призывает Жених церковный,
Дары сих приемлет Сын Девы.
Покланяемся Рождеству Твоему, Христе,
Покланяемся Рождеству Твоему, Христе,
Покланяемся Рождеству Твоему, Христе:
Покажи нам и Божественная Твоя Богоявления.
И в каждый большой пост — от Петрова и Успенского до Рождественского и Великого “не лиши нас чаяния нашего, Человеколюбче”.
прот. И. С. Шапиро
