Царица
Однажды довелось мне с моим давнишним приятелем охотиться в охотничьих угодьях близ красивой лесной речки Вытебеть.
Добирались мы к месту охоты на простой, крестьянской телеге, в которую была запряжена пегой масти кобыла, неопределённого возраста. Наш молчаливый возница дремал, сидя спереди, а мы с приятелем мирно беседовали, удобно устроившись, на свежей золотистой соломе, которую возница Степан положил на дно своей телеги.
«А, знаете, батенька мой Александр Николаевич, какая в этих местах охота, дичи в этих местах несметное количество, изволите кабана бить, а он уже перед вами, захотите лося, так он рядом в лесной чаще бродит», - горячо докладывал мне мой собеседник.
«Да тут, вообще, места самые, что ни на есть царские!» - продолжал Аркадий Николаевич - уездный доктор из старинного города Болхова.
Видя, что я слушаю его с лёгкой улыбкой, старый охотник, похожий своими округлыми формами на колобок и носивший у своих пациентов ласковое прозвище «доктор Колобок», продолжил мне с жаром описывать места охоты.
- Вот мы сейчас с вами куда едем? - вопрошал меня доктор.
- На охоту! - ответил я дотошному собеседнику, подавляя свою зевоту.
- Нет! Скажите мне - на охоту! передразнил меня мой приятель.
- Мы, батенька мой, едем с вами в село Ильинское, а это родовое имение царицы Милославской! - выпалил гордо уездный лекарь и обиженно надул свои полные губы, а затем, внимательно посмотрев на меня, продолжил:
- Вы, уважаемый Александр Николаевич, наверное, знаете, что жена Государя нашего Алексея Михайловича, родом из этих мест будет, тем наши места и знамениты, – сообщил мне доктор.
До места нашего ночлега в селе Ильинском было ещё вёрст семь, спать мне расхотелось, и я с удовольствием приготовился слушать рассказ своего попутчика, высказав ему своё внимание.
- Да, батенька мой, какая женщина! Какая красавица! Я в прошлом году у местного художника Горохова копию её портрета видел, так поверите, глаз не мог оторвать, вот, уж, действительно русская красавица, ничего ни добавить, ничего ни убавить, - взволнованно произнёс мой собеседник.
- Полно те вам, дорогой Аркадий Николаевич, у вас самих жена, как цветок, да, и имя Лилия у неё походящее, - подзадорил я доктора.
- Что вы понимаете, юноша, то - царица, а то - жена!
- Вот женитесь, и сразу разницу поймёте, - мечтательно произнёс доктор.
- Ой, Аркадий Николаевич, вы ведь сами по молодости очень даже ревновали свою Лилию, - попробовал я пошутить, наблюдая, за реакцией доктора.
- А вы сплетни дамские не собирайте! - мгновенно отпарировал мне Аркадий Николаевич.
- Дурак я был по молодости, да и глупость в мозгах свистела! Подвиньтесь, пожалуйста, а то вы скоро меня на дорогу уроните! - попросил меня приятель и, устроившись опять на соломе, продолжил свой рассказ.
- Царь Алексей Михайлович, отец, значит, будущего императора Российского, женился на Марии Милославской накануне Крещения в 1648 году.
Свадьба была преогромная, в Москве, от запоя померло несколько десятков людей низшего сословия, - докончил свою мысль доктор Кирпичников и начал сморкаться в белый, батистовый платок со своими инициалами.
- Наверное, большая часть этих несчастных от мороза, просто, замёрзла, - вставил я свою реплику.
- Ну, уж, дудки! Русскому мужику любой мороз ни почём, это я вам, как практикующий врач говорю, - продолжил мой приятель, спрятав подарок жены во внутренний карман френча.
- Пьянство ведь бедствие для любого народа, жаль, что крестьяне этого не понимают, - ответил я. И тут неожиданно в наш разговор вмешался Степан:
« Что вы, барин, народ у нас всё понимает, а пьёт либо с горя, либо с радости, а боится он, лишь, кнута, как моя лошадь».
« Но, милая, давай шибче, а то стемнеет уже скоро», - громко пробасил Степан, и лошадь, как будто поняв своего хозяина, с размеренного шага перешла на неторопливую рысцу.
До села Ильинское мы добрались уже в надвигающихся сиреневых сумерках.
У крайнего дома нас облаял огромный бело – рыжий пёс, выскочивший стрелой из–под крыльца.
« Ай, Дозор, ай, какой молодец »,- рассмеялся доктор. Пёс, узнав доктора, перестал лаять и дружелюбно завилял хвостом.
Из дома вышла Матрёна - жена лесного мастера. Увидев нас, женщина поздоровалась и провела нас через сени в большую, чистую горницу.
В горнице, на большом столе, накрытом белой скатертью, стояла кринка кваса, а посредине красовался поднос с сотами янтарного мёда, рядом, на блюде лежали большие ломти деревенского хлеба. Матрёна подошла к русской печке, отодвинула в сторону железную заслонку и достала ухватом закопченный чугун со щами.
Сняв верхнюю одежду и вымыв под рукомойником руки, мы сели к столу.
От щей мы вежливо отказались, а холодный квас, душистый мёд в сотах и свежий хлеб попробовали с большим удовольствием. После ужина Матрёна показала нам чистую комнату выходящую окнами к лесу.
Мы поблагодарили хозяйку за угощение, Матрёна засмущалась и зачем-то вытерла чистые руки о цветастый передник, щёки её разрумянились, и, ничего не сказав, она вышла во двор, где её ожидали две козы.
Спустя полчаса Матрёна вернулась, и развела большой, сияющий латунными боками самовар.
« Александр Николаевич, давайте пить чай, он у Матрёны на травах», - пригласил меня доктор, после того, как мы почистили ружья.
На улице, между тем, совсем стемнело. Со стороны леса донеслось негромкое пение, и Дозор побежал к изгороди, заливаясь радостным лаем. К дому, верхом на лошади, подъехал хозяин лесного кордона.
Спустя пару минут на крыльцо, где на железном крюке висела керосиновая лампа, вошёл, похожий на цыгана мужчина в плаще и форменной фуражке:
- Здравствуйте, доктор, - обратился он к Аркадию Николаевичу, внимательно пробежав своим цепким взглядом по моей казённой одежде.
- Здравствуй, Фёдор Петрович, здравствуй дорогой, вот и свиделись, на постой мы к тебе с Александром Николаевичем, примешь нас или как? - улыбаясь, пошутил доктор
- Как не принять господ хороших, конечно, приму, - ответил то ли шутя, то ли всерьёз хозяин лесного кордона.
Мы вошли в дом. В горнице, за столом сидел Степан и прихлёбывал из блюдца горячий чай. Напротив, у печки, за прялкой сидела Матрёна, и они о чём-то степенно беседовали.
Краем уха я услышал, что обсуждают они уездные новости и то, какие цены были этим летом на Монастырской ярмарке.
При нашем появлении Степан поздоровался с хозяином и, быстро допив чай, отправился кормить свою лошадь.
Фёдор Петрович умылся с дороги, и мы втроём сели за стол, где уже вновь красовался чугунок со щами.
Доктор и хозяин кордона выпили по стакану знаменитой на весь уезд докторской перцовой настойки и начали оживлённо обсуждать планы на завтрашний день.
Я ел вкусные, наваристые щи и слушал восторжённые речи доктора по поводу прошлых успехов на охоте.
К ночи слегка подморозило, над тёмным гребнем векового леса показалась огромная, золочёная луна, и на дворе стало видно каждую травинку.
- Утром поедем на Печуковку, я там давеча лося матёрого видел,- обращаясь к нам, сказал лесной мастер.
- Что вы, голубчик Фёдор Петрович, не надо нам никакого лося, мы и на зайчика согласны, - хитро подмигивая мне, ответил гостеприимному хозяину доктор.
- Ложитесь спать, господа, а я пойду свою лошадь во двор поставлю,- деловито произнёс Фёдор и быстро прошёл в сени. Я накинул на плечи свою форменную тужурку и вышел следом за ним на крыльцо подышать свежим воздухом.
Высоко над Ильинским стояла полная луна, в хлеву жевала душистое сено хозяйская корова, и казалось, что над миром стоит такая благодать, что лучше и желать не надо.
Слегка покашливая, ко мне подошёл хозяин кордона: « А ведь я вас уже где-то видел, вы ведь из судейских будете »? – поинтересовался у меня Фёдор Петрович.
- Да, в судейской коллегии трудиться приходится, - удовлетворил я любопытство хозяина.
- И давно служить изволите? – продолжал допытываться мой собеседник.
- Пятый год уже с декабря пошёл, - ответил я ему.
- Ну, тогда это не вы!
- Что не я?- переспросил я у хозяина.
- Это не вы лет десять назад у нас порубщиков в тюрьму упрятали, - с удовлетворением ответил мой любопытный собеседник.
- Пойдёмте, голубчик, спать! – сказал я Фёдору Петровичу и первым вошёл в дом.
Доктор уже мирно посапывал, развалившись во всю длину кровати, я поправил подушку и лёг спать на жёстком топчане. Уснул я не сразу, со стороны печки доносился могучий храп Степана, где-то под полом нудно скреблась мышь, а через прозрачное стекло окна на пол комнаты ложились колдовские, лунные блики.
Неожиданно посредине комнаты появилась молодая, красивая девушка в синем платье, на голове у неё была шапка из дорогой парчи, а в руках она держала шёлковый платок из белой ткани
- Зачем, молодец, к нам в гости пожаловал?- с улыбкой спросила она у меня. Тут же из глубины моего подсознания у меня внезапно появилась мысль:
« Да, это же сама Государыня Российская!
- Ваше Царское Величество, на охоту мы в ваши края приехали,- отвечал я Государыне с поклоном.
- Откуда родом, боярин?- спросила меня Государыня.
- Из Петербурга мы! - выпалил я, почему-то не подумав, и тут же сообразил, что города такого ещё нет, да и служу я пока что во Мценске.
- Не знаю града такого, ты, боярин, часом ли, не шведом будешь? – нахмурилась Царица. От слов Царицы у меня отнялся язык, и, коверкая слова, я с трудом вымолвил: «Русский я, матушка Государыня, как есть русский!
- Подойди ко мне, боярин поближе, не бойся, - поманила меня рукой Государыня.
- Хочешь, я женю тебя на своей сестре Анне?- спросила меня Царица и громко рассмеялась.
Всё перемешалось в моей голове, я вдруг отчётливо понял, что эта встреча в лесной глуши с русской царицей Марией Милославской – важное, знаковое событие в моей жизни. Видение исчезло, так же внезапно, как и появилось, и, потеряв сознание, я провалился в тёмные глубины небытия.
Очнулся я от осторожного прикосновения, доктор Кирпичников трогал мою голову своей тёплой ладонью, прищурив свой левый глаз, внимательно рассматривал моё лицо, водрузив на кончик носа своё пенсне в золотой оправе.
- И часто вас, батенька, кошмары во сне мучают? – поинтересовался у меня Колобок, заставляя меня при этом следить за движениями указательного пальца его правой руки.
- Ах, доктор, оставьте больным вы свои штучки,- возмутился я и резко встал с топчана.
В горницу, распространяя свежесть морозного утра, вошёл Фёдор Петрович:
- Однако, поторапливаться надо, господа, заяц – он ждать не будет!
Сборы наши были недолги, через пять минут, мы уже быстро шагали по выбеленной первым утренним морозом траве к заливным лугам реки.
На сухой сосне громко барабанил в своей кузнице дятел, серебристая луна повисла над старицей, а на холодные блёстки инея ложились первые, алые лучи восходящего солнца.
У заливных лугов мы разделились, доктор и я пошли по краю поля, а Фёдор Петрович с Дозором пошли вдоль реки.
Охота в тот день была для меня неудачной, дважды у меня из-под выстрела уходил заяц, а один раз я по непонятной причине, вообще, не стал стрелять.
Зато Колобок был, как всегда, в ударе и по возвращению на кордон хвалился Степану и Матрёне своими трофеями.
-Эх, барин, и не жаль вам убиенных зверушек?- сокрушался Степан, глядя на окровавленные тушки четырёх зайцев.
По дороге в Болхов я невпопад отвечал на шутки доктора, а он, не замечая моего состояния, хвастался, что не истратил ни одного лишнего выстрела на свои трофеи.
В городе мы остановились на Козельской улице, где доктор Кирпичников снимал у управы двухэтажный особняк. Степан помог доктору занести на второй этаж всю его амуницию и трофеи, а я в это время думал о том, что пригрезилось мне минувшей ночью в доме на лесном кордоне.
Через месяц меня перевели на службу в Петербург, а через два года я женился на Анне Чернышевой, дальней родственнице Марии Милославской по материнской линии.
Мне не довелось больше охотиться вблизи села Ильинского, да и особ царской фамилии я во сне больше никогда не видел.
Из книги «Мистические истории».
Мельник.
В двадцатом году прошлого столетия была в уездном городе Болхове водяная мельница.
Мельница переходила из поколения в поколение и называлась горожанами Басовой мельницей, хотя владели ею купцы Демидовы.
Ниже деревянной плотины мельницы был омут в три сажени глубиной.
Купаться в этом омуте боялись даже самые отчаянные пловцы, а жители окрестных улиц верили, что в ночь полнолуния на мельничном колесе любят кататься русалки. Один выпивоха - мужичок из деревни Слобдка
божился всем, приехавшим на мельницу, что однажды ночью, когда он ночевал в своей телеге под тулупом, к нему приходила пара русалок с серебристыми рыбьими хвостами.
Когда селяне начали шутить по поводу русалок, Фома Фомич, так звали мужичка со Слободки, истово перекрестился и почему-то шёпотом проговорил: « А вы станьте сами ночью на то место, где я тогда ночевал, и сами увидите, что будет».
Желающих испытать свою судьбу, конечно же, не нашлось, а вот слава дурного места закрепилась за Басовой мельницей на многие годы.
Отчасти, этому способствовал нелюдимый характер мельника Ивана, отчасти, случай, когда в омуте ниже мельницы утонул один приезжий, который пожелал немного охладиться в жаркий летний день.
Достали утопленника только на другой день острым багром на длинном сосновом шесте, с трудом вытащив его из-под свай, куда утопленника затащило обратное течение от мельничного колеса.
Прошло несколько недель после этого случая, и жители близлежащих к мельнице домов стали замечать пропажу водоплавающей птицы в своём хозяйстве. Суеверные люди посчитали, что утки попали на обеденный стол к самому Водяному.
Один лишь дед Гаврила, по прозвищу Баренок, смеялся над страхами горожан и продолжал удить рыбу в глубоком мельничном омуте, где её в то время было видимо-невидимо.
В летние, ясные дни, когда отвесные лучи солнца легко проникали в прозрачную толщу воды, взору открывалась удивительная картина подводного царства: у поверхности резвились стайки шустрой уклейки и мелкой плотвы, а чуть глубже просматривались тени огромных карпов.
Однажды на вечерней заре дед Гаврила задремал у своей удочки, а когда он очнулся, по всей реке, слегка колеблясь и переливаясь серебром, плыли волшебные блики от полной луны.
Стояла удивительная тишина, изредка нарушаемая кваканьем лягушек и мелодичным стрекотанием кузнечиков. На траву опустилась сверкающие капли росы, и под пологом расстилающегося над рекой тумана, у старых мельничных свай, покрытых сверху зелёными прядями тины, два раза ударила хвостом какая-то крупная рыба.
« Ах, ты, мать честная, ну, чисто Водяной », - подумал дед Гаврила и решил поставить на хищника хорошую, крепкую снасть с прочным тройником.
У соседа Антипа за пять стаканов отборного самосада дед Гаврила выменял десяток метров крепкой, как струна бечёвки, повесил на конце снасти огромный тройник, сделанный по его просьбе местным умельцем - кузнецом, чуть повыше тройника он повесил за ушко тяжёлую, стограммовую гирю.
Снасть вышла крепкая и, что самое главное, надёжная.
Вечером следующего дня Гаврила Васильевич пришёл на мельничную плотину со стороны местной богадельни, вбил большим камнем в твёрдый берег дубовый колышек в аршин длинной и привязал к нему свободный конец бечевы. Получилась надёжная донка, на которой можно было вытащить из реки любую рыбу.
Подходящего живца деду Гавриле пришлось ловить очень долго, и лишь, когда солнце своим огненным краем зацепилось за верхушки ракит на противоположном берегу, старому рыболову удалось на раковую шейку поймать фунтового язя.
Нацепив язя под нижнюю губу на огромный крюк донки, старик осторожно поднёс язя к воде и аккуратно опустил рыбу в воду реки на мелководье. Рыба, почувствовав родную стихию, быстро ушла на глубину, потянув за собою бечеву. Дед Гаврила с помощью тонкого ракитового прутика закрепил на чистом берегу запас бечевы длинной около трёх метров, сложив её ровными кольцами на остывающий от дневного жара чистый песок.
Поставив снасть, Гаврила Васильевич ещё несколько минут сидел у донки, покуривая крепчайший самосад.
На темнеющем небе догорали последние лучи заката, а из потемневших полей поднималась в небо огромная, золочёная луна. От луны на реке протянулась широкая лунная дорожка, и вся речка вдруг расцвела каким-то таинственным сиянием, отражая в небеса удивительные по своей красоте лунные блики.
К Гавриле неслышными шагами, держа в руке « летучую мышь», подошёл мельник Басов, с головы до ног осыпанный белой мучной пылью.
- Ай, да, Гаврила! Знатную снасть приготовил, - удивился мельник, случайно зацепив ногой, лежащий на берегу, запас бечёвки.
- Тьфу, антихрист, напугал до полусмерти, гляди снасть мою за собой не утащи, и чего тебе ночью окаянному не спится?
- Не шуми, Гаврила, всю рыбу распугаешь! – рассмеялся мельник
- Свою-то рыбку я не распугаю, а твоя – вон она у мельничного колеса плещется, - отвечал, то ли в шутку, то ли всерьёз дед Гаврила.
- Так это у меня не рыба, а русалки плещутся, женихов к себе зазывают,- отвечал в тон рыболову мельник.
- Эх, Иван Фёдорович, не ко времени ты нечистое племя вспоминаешь,- перекрестился дед Гаврила и плюнул в тёмную гущу камыша.
Со стороны мельницы донёсся громкий, женский голос - мельничиха звала мужа на ужин.
« Ладно, ни хвоста тебе, ни чешуи, Гаврила Васильевич », - откашлялся мельник и исчез в темноте ночи так же незаметно, как и появился. Гаврила Васильевич хотел было остаться ночевать на берегу возле поставленной на ночь снасти, но, вспомнив про проклятый ревматизм, смотал удочку и не спеша пошёл к своему домику на Малой Ржевской, где его уже заждалась коза Дуська, доставшаяся в наследство от умершей жены.
Утором Гаврила Васильевич проснулся с первыми петухами, густые клочья тумана ползли со стороны Архангельского кладбища, и первые проблески зари разгорались возле Бычкова леса.
Поёживаясь от пронизывающей сырости, Дед Гаврила спешил к Басовой мельнице, как ему казалось за своей удачей.
Предчувствие не обмануло старого рыболова, бечева донки была натянута, как струна и её время от времени сильно подёргивало.
Дед Гаврила хотел сначала вытащить снасть один, но не тут-то было.
Тот, кто сидел на другом конце снасти ни за что не желал двигаться к берегу.
На противоположном берегу появился заспанный мельник.
- Иван Фёдорович, голубчик, помоги Христа ради, никак не могу рыбину на мель вытащить,- взмолился рыболов.
- Погоди, Гаврила, вот открою затворы на плотине, тогда и подсоблю, - отвечал мельник.
-Да пока ты будешь свои затворы открывать, рыба то сойдёт, ишь-ты, ядрёна вошь, как рвётся, спасу, просто, нет, - причитал Гаврила Васильевич.
Но мельник Иван оставался непреклонным. Лишь, открыв последний из четырёх затворов на плотине, он подошёл к изнемогающему в борьбе с огромной рыбой Гавриле.
После отчаянных усилий мельника и рыболова из воды показалось неведомое, усатое чудище с огромной, чёрной головой и маленькими, злыми глазами.
От неожиданности, представшего перед их глазами зрелища, дед Гаврил и мельник
ослабили напор, и огромный сом, почувствовал слабину снасти, рванул так, что крепкая бечева лопнула, как нитка. Утратив равновесие, мельник и рыболов плюхнулись с берега в воду, а огромная рыбина мгновенно исчезла в таинственной глубине мельничного омута.
Всю эту картину наблюдали, приехавшие на мельницу хуторяне со Слободки.
- А вы мне не верили, что в омуте водяной живёт! – радовался своей правоте хуторянин Фома.
- Да, не водяной это, а, просто, большой сом! – отвечал Фоме мельник, выливая воду из снятого сапога.
- Ну да, ядрёна вошь, всего сразу не поймёшь, а может быть это и правда водяной бечеву порвал , да только, уж, больно то на сома он похож,- клацал от холодной воды зубами Гаврила Васильевич.
-Откуда сому тут взяться?- загалдели помольцы.
- Сом это, папенька, как ни есть сом, я сам видел, как купцы, что с ярмарки ехали прошлым летом, отпустили в реку большую рыбу, - обратился к промокшему до нитки отцу младший сын мельника.
- Иван, и правда, изловил бы ты сома, а то на него утят не наготовишься,- влезла в разговор, неизвестно откуда объявившаяся мельничиха.
- Ладно, будет время - изловлю, а сейчас пошли муку молоть, - сказал хмуро мельник, надевая, мокрые сапоги.
Хуторяне одобрительно зашумели, и вся толпа, спустя несколько мгновении, скрылась внутри мельницы.
Однако, наступившие затем голодные годы и революционные события помешали мельнику выполнить своё намерение.
Дед Гаврила после купания в мельничном омуте надолго слёг в постель, от проклятого ревматизма его отварами отхаживала дочь – знахарка, а огромного сома так больше никто и не видел.
Что касается русалок, то слухи о них живы до сих пор, хотя мельницы давно уже нет в помине.
Рыболовы обходят жуткий омут стороной, купаться в нём тоже никто не рискует, особенно после того, как в мельничном омуте утонул бывший матрос с подводной лодки.
Из книги «Рыбацкие байки».
Комариное лето.
После тёплого, цветущего мая пришёл жаркий, грозовой июнь.
Редкий день обходился теперь без дождя. На заливных лугах по пояс встали цветущие травы, начала пересчитывать свои года кукушка, а у рыжей кошки Маруськи появились на свет два беспокойных котёнка, которые, по всей видимости, плохо переносили жару.
С утра пшеничные поля за рекой были покрыты сизым туманом, который после девяти часов полностью рассеивался под жаркими лучами солнца.
Гроза, обычно, всегда собиралась во второй половине дня. Огромная синевато – чёрная туча, медленно приближаясь из-за Оки, наполняла мою душу какой - то непонятной, первобытной тревогой.
Под оглушительные раскаты грома небо выливало на землю огромное количество воды, сопровождая это действие ослепительными вспышками молний.
После дождя на пригорках парила под лучами солнца промокшая земля, а в полях деловито начинали перекликаться перепела.
В один из первых июньских дней мы поехали с сыном на рыбалку.
Ночевать решили на своих любимых местах вблизи Дулинских выселок. Местами просёлочная дорога после грозового дождя была вымыта до идеального состояния, на ней не было ни выбоин, ни глубокой колеи. За Морозовым лесом глина на дороге после дождя полностью не просохла,
и мотоцикл тяжело преодолевал чуть подсохшую за ночь грязь.
За лесом нам пришлось остановиться на полчаса, чтобы передохнуть самим и дать немного остыть двигателю старенького мотоцикла.
У реки нас ожидал первозданный в своей красоте луг, цвела сурепица, луговой василёк, подорожник, зверобой, райграс, лютики и все эти травы нежно обвивал мышиный горошек. Многие растения стали в нынешние времена большой редкостью, не говоря уже об эндемиках, растущих в тени дубового леса. Папоротник Орляк, копытень и орхидея с волшебным названием Венерин башмачок - эти виды занесены в Красную Книгу.
Ну, а то, что последовало дальше, я не забуду до конца дней моих. После того, как я заглушил двигатель мотоцикла, на нас с сыном из густой травы вылетели миллионы кровожадных комаров. Комариная, серая масса с противным писком покрыла сплошным покровом шею, лицо, руки. Средства защиты от комаров не могли отпугнуть огромное число кровососов.
Открытые участки тела быстро покрыли тела насекомых, из-за укусов которых рыбалка превратилась в настоящий кошмар.
Комары тысячами забивались в нос, рот, уши, доставляя нам с сыном массу неудобств. Приходилось всё время махать веточкой клёна перед своим лицом, отгоняя непрошенных гостей.
Мы подошли к реке, и, не смотря на болезненные укусы, занялись ужением.
Клёва, как назло, не было. Рыба чувствовала приближение грозы и упорно не желала брать, даже самую привлекательную насадку.
Заметив приближающуюся со стороны леса лилово – синюю тучу, я окликнул сына, сидевшего в тени высокого вяза, и мы поспешили с ним ставить палатку. Гроза приближалась медленно и неотвратимо.
На той стороне реки прекратили петь птицы, и внезапно после огромной вспышки молнии, пронзившей половину неба, над нами так громыхнуло, что я от испуга невольно присел.
« Отец, давай я один поставлю жерлицы »,- попросил меня сын, доставая рамки с намотанною на них леской и двойниками большого размера.
« До дождя один можешь не успеть », - ответил я сыну, пересаживая в котелок с водой небольших серебристых карасиков пойманных вчера вечером на пруду вблизи сыродельного завода.
Подгоняемые порывами резкого ветра, мы устремились к реке, чтобы поставить несколько жерлиц на щуку.
На той стороне реки, у большака, уже во всю поливал дождь, а мы торопливо переходили от омута к омуту, расставляя жерлицы.
Для начинающих рыболовов могу сообщить, что обыкновенная жерлица представляет собой деревянную рогатку или пластмассовую рамку, у которой с одного края приклёпан кусочек пружинки от будильника диной около 2- х сантиметров. На рамку наматывается 10 – 12 метров лески диаметром 0,5-0,7 мм, на конце лески крепится поводок с тройным крючком, а выше него грузило, весом от 5 до 10 грамм. Живец осторожно насаживается под спинной плавничок так, чтобы не повредить его позвоночник. Я не использую поводок, а свиваю леску жерлицы на конце вдвое, длинной около 10 сантиметров, и закрепляю чуть выше груз. Петельку поводка осторожно ввожу живцу под жабры, и когда она покажется через рот рыбки, продеваю в её конец двойник, заводя, затем двойник рыбке в рот. Операцию эту надо проводить чрезвычайно осторожно, чтобы не повредить жаберные лепестки живца, при малейшем появлении крови, живца следует немедленно заменить, так как малейшее повреждение жабр приведёт к гибели рыбки.
Далее рамку прочно закрепляют петлёй на конце срубленного из лозняка шестика, не забыв завести основную леску под пружинку на рамке. Наклоняя шестик, им регулируют глубину отпуска живца, он должен находиться поодаль от водной растительности и коряг, свободно плавая на глубине в 20 -30 сантиметрах от дна. И ещё одно замечание, прежде чем крепить жерлицу на тонком конце шестика, заострённым его комлем следует сделать отверстие на берегу, туда шестик будет вставляться потом, в густой траве отверстие можно легко потерять, или, что ещё хуже, свалиться от неловкого движения с обрывистого берега в воду. Прижимать шестик с жерлицей к воде следует ногой, присев на берегу и опираясь двумя руками сзади себя о землю. Поверьте совету старого рыболова, и вы избежите холодного купания, которое очень опасно, особенно поздней осенью,
Кстати, хищная рыба ловится на жерлицы до самого ледостава.
Но позвольте мне вернуться непосредственно к рыбалке.
Ночь с сыном мы провели в палатке, прислушиваясь к шуму дождя. Гроза медленно ушла на запад. Летняя ночь коротка, с рассветом дождь закончился. Капли серебристой влаги висели на разноцветных травах, сияя в лучах восходящего солнца, и над всей этой земной красотой продолжался комариный шабаш. Комары – мутанты имели непромокаемые от влаги крылья.
Надев болотные сапоги, я в сопровождении огромной тучи комаров отправился проверять жерлицы. Рыбы на них не было, и я пришёл к выводу, что комариное лето не сулит рыболову долгожданную удачу.
Смотав все шесть жерлиц, я отправился к палатке, так как после грозового дождя на реке бушевал мутный, бурный поток воды.
Саша уже разогрел на костре чай. Мы позавтракали, собрали палатку, и сопровождаемые комарами, поехали домой, чтобы дождаться следующих выходных дней.
Из книги «Рыбацкие байки».
Убывающий месяц.
Тихий июньский рассвет. На Монастырском лугу стынет холодными клочьями белёсый туман, а в небе, окрашенном алым цветом зари, виден узкий серп убывающего месяца.
Проснулась Настя и пожелала мне доброго утра: « Дедушка, а можно я с тобой рядом посижу?»- тихонько спросила она у меня.
Я подвинулся на своём топчане, и Настя, поджав под себя, по - девичьи, свои тонкие ноги, уселась рядом со мной, прикрыв худенькие плечи лоскутным одеялом.
- Смотри, Настя, вон месяц стоит над Бычковым лесом »,- показал я рукой в распахнутое окно.
- А он молодой, или старый?»- поинтересовалась у меня Настя.
- Он убывающий. Двенадцатого июня, на День России будет новолуние, и Солнце начнёт освещать его с другой стороны, - улыбнувшись, ответил я внучке. Настя, прижимаясь ко мне, внимательно слушала мой рассказ.
- Деда, а что месяц рождается или умирает?» - продолжала допытываться у меня Настя
- Да так вот заведено в природе, новое рождается, а старое умирает,- ответил я Насте.
Настя ласково обняла меня руками и почему-то вдруг тихо прошептала: « А мне мама говорила, что месяц похож на букву «C».
Мы немного посидели вместе, а потом внучка осторожно отстранилась от меня и пошла на цыпочках в свою спальню.
Некоторое время я молча смотрел на убывающий месяц, а потом пошёл с вёдрами в колонку за водой.
До моего 64 дня рождения оставался один день
Из книги «Сиреневый рай».