Рейтинг: 5 / 5
Посвящается году литературы
А.Н. Новоскольцев «Светлана». 1889 г.Раз в крещенский вечерок,Девушки гадали:За ворота башмачок,Сняв с ноги, бросали;Снег пололи; под окномСлушали; кормилиСчётным курицу зерном;Ярый воск топили…Ну, кто не знает этого! Какая простая и вместе с тем завораживающая музыка стиха. Скажите вы мне, что может быть в России, лучше её литературы!Не знаю, удивитесь ли вы, но создание баллады «Светлана» Василием Андреевичем Жуковским, также как и «Певца во стане русских воинов» (см. мою статью «По следам поручика Жуковского») имеет непосредственную связь с нашим болховским краем.Более века в истории творческого возникновения «Светланы» указывались года с 1808 по 1812. Ссылка на 1808 г. как начало работы была обусловлена лишь фактом переложения «Людмилы», с которой у «Светланы» был общий источник – баллада Бюргера «Ленора». Это можно прочесть в любых учебниках. Вот, к примеру, выдержка из справочника по ЕГЭ (Т.А.Надозирная, Л.А.Скубачевская «Литература», М.: ЭКСМО, 2009 г.): «Жуковский, видимо, остался недоволен первым вариантом сюжета и почти сразу, в 1808 году, начинает работу над новым вариантом и заканчивает его в 1812 году.». Однако документов и материалов, которые бы подтверждали это утверждение, как не было так и нет. Тем более, что строфика «Светланы» (14 стихов) отлична от «Людмилы» (12 стихов) и «Леноры» (8 стихов).Том 3-й академического издания «Полного собрания сочинений и писем» (ПССиП) В.А.Жуковского, изданный в 2008 г., указывает только на существование двух планов работ Жуковского над «Светланой» (подчеркиваю не текстов баллады, а именно планов, т.е. опорных пунктов сюжета). На одном из листов, следующем за планами «Светланы», находятся наброски сказочно-балладных тем, а рядом сделан набросок ещё одного плана, сходного по стилю изложения и составу с посланием «Вождю победителей», завершенным 10 ноября 1812 г. после сражения под Красным. Именно на эту дату делают упор комментаторы.А теперь несколько отвлечёмся от филологических дискуссов и займёмся судьбой самого поэта.
В начале августа 1812 г. молодой поручик Жуковский (хотя в душе и пацифист), воспламенённый благородным чувством защиты Отчизны и ненавистью к вторгшемуся «супостату», из своего небольшого болховского поместья (деревни Холх) уходит отстоять родную землю. 10 августа он добровольно вступает в Московское ополчение (поскольку Орловская губерния от создания ополчения как известно освобождалась), а 19 августа 1-й пехотный полк ополчения уже направился к Можайску. В сражении при Бородино 26 августа его часть находилась в резерве на левом фланге, хотя и подвергалась бомбардировке прилетавшими ядрами. Уже после оставления Москвы, служившие при штабе главнокомандующего братья Кайсаровы, помогли Жуковскому прикомандироваться к штабу. По интендантским обязанностям от штаба с начала сентября по 10 октября он находился как раз в Орле. 13-20 октября в имении Плещеева в Большой Черни он пишет первый вариант «Певца во стане русских воинов» (отдельные строфы будут переработаны и дописаны позднее), а после прибытия в армию, в походной типографии при штабе Кутузова издаёт эту поэму. Армия Наполеона уже оставила Москву и во всю отступает, в начале ноября она терпит крупное поражение под селом Красным. В это время Жуковский занимается составлением штабных воззваний и донесений, а на событие под Красным откликается поэтическим посланием «Вождю победителей».
28 ноября вслед за остатками «Великой армии» вступили в Вильно передовые части русских войск. Что этот город представлял собой в то время, можно видеть из записок Шишкова, состоявшего в свите императора Александра: «По приезде нашем в Вильну чувства мои поражены были новыми ужасами; я увидел длинную, толстую, высокую, необычайного образа стену. Спрашиваю; что это такое? Мне отвечают, что это наваленные одни на другие, смерзшиеся вместе мертвые тела, затем туг накиданные, что выкапывать для зарывания их рвы требовало бы, по причине мерзлой земли, много труда и времени. Больницы в Вильне наполнены были изнуренными и ранеными так тесно, что находящиеся в них, не совсем еще ослабевшие, для соделания себе большего простора, выбрасывали умирающих, но еще живых товарищей своих, из окон. В городе и при выходе из домов страшно было встречаться с оставшимися здесь французами; они, с бледным лицом и мутными глазами, походили больше на мертвых, нежели на живых людей. Иные, идучи, вдруг падали и умирали; иные казались в некотором одурении, так что, вытараща глаза, хотели нечто сказать, но испускали одни только невнятные звуки. Для прочищения воздуха везде но улицам, раскладены были зажженные кучки навоза, курящиеся дымом. Все мы опрыскивали свое платье и носили с собою чеснок и другие предохранительные от заражения вещи».
Французы в Вильно. Иллюст. к кн. «Vilna 1812 – Vilnius 2002...», Париж, 2008
В Вильну Жуковский приехал простуженным, здесь же окончательно слёг с тяжелой лихорадкой и был помещён в госпиталь. Федор Глинка, тоже бывший тогда в Вильне, занес в свой походный дневник: «18 декабря. Я два раза навещал одного из любезнейших поэтов наших, почтенного В. А. Жуковского. Он здесь, в Вильне, был болен жестокою горячкою; теперь немного обмогается...»
Армия ушла дальше, а Жуковский все еще лежал в госпитале, один, совершенно без денег: его слуга пропал без вести со всеми его вещами. Друзья тоже потеряли Жуковского из виду: Вяземский и Александр Тургенев запрашивали друг друга о том, где он сейчас, а Тургенев даже послал из Петербурга в Вильну специального курьера на розыски Жуковского, но тот, не напав на его след, с тем и вернулся.
Оправившись от болезни, Жуковский сообщил о себе в Главный штаб и получил оттуда известие, что он награжден чином штабс-капитана. По случаю болезни ему был разрешен бессрочный отпуск с выездом на родину. По данным биографов Жуковский через Калугу, Лихвин, Белёв и Болхов поехал в Муратово.
Но, если обратиться к уже проверенному источнику – «Судьба Плещеевых» А.Н.Глумова, то из него можно узнать: «В январе Жуковский нашёлся. Он оказался в Белёве… Однако был ещё болен. Плещеев тотчас поехал к нему и нашёл лежащим в постели, немыслимо похудевшим, осунувшимся – кожа да кости. «Тринадцать дней в лихорадке всё же сказались», – говорил он, словно оправдываясь… Плещеев тотчас перевёз больного в Чернь, но там он оставался недолго… Жуковский переехал в Муратово».
Возвращение в заснеженные болховские края произошло 6 января (19 января) – как раз в Крещенье, т.е. в самый пик святочных гаданий. И он всё это видит. А рядом друзья, две молодых красивых племянницы, единственный дорогой человек в мире, любимая женщина, которая ждала, а ты, можно сказать, выкарабкался с того света!
Я не знаю, кому может прийти в голову, что в условиях войны: армейской жизни, ужасов Вильно, почти месячной лихорадки, можно написать такую балладу!
Продолжая свои филологические изыскания, тут надо сказать следующее: наши дворяне не сильно-то любили проводить зиму в провинции, большей частью от неё они удалялись в столицы. Вот, к примеру, что писал Пушкин по этому поводу из тверской глуши:
«Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?»
Большинство предыдущих зим у Жуковского были связаны с Москвой. Но Москва-то, мы знаем, почти сгорела. О крещенских гаданиях он, безусловно, знал, но тут удалось дополнительно понаблюдать их вживую в деревне.
О.Кипренский «Портрет В.Жуковского». 1815 г.
Как известно 1813-1814 гг. он практически безвыездно провёл под Болховом. А это время апогея и расцвета домашней поэзии Жуковского и наибольшей близости поэта с семейством А.А.Плещеева, в имении которого Большая Чернь, в основном, происходили все увеселения родственно-дружеского кружка обитателей Муратова, Долбина и Черни. Здесь же он через три недели после возвращения, т.е. 29 января, отметит свой 30-летний юбилей. Т.е. он попал не только в пик святочных гаданий, но и сам оказался в пике своего вдохновения. А уж коль находит вдохновение, то тут уж держись! И полилась «Светлана».
Для всего этого есть ещё одно косвенное доказательство. Ровно через год 6 января 1814 г. в Черни отмечали тройной праздник: годовщину возвращения Жуковского из армии, Крещенье и праздник бобового короля (связан с европейской карнавальной смеховой культурой). И здесь, Анна Ивановна Плещеева уже пела балладу «Светлана» с оркестром.
А самое главное доказательство того, что «Светлана», посвящённая Александре Протасовой, «гению чистой красоты» (выражение самого Жуковского, а не Пушкина) создана на болховской земле, есть в 3-м томе ПСС иП Жуковского, где сказано, что баллада впервые была опубликована в январском номере «Вестника Европы». Январский номер журнала с текстом «Светланы», видимо в силу обстоятельств военного времени, вышел в самом конце марта, о чем свидетельствует не только дата цензурного разрешения (18 марта), но и заключительная рубрика номера: «Заграничные известия, 23 марта 1813 г.». Задержки с выходом номеров происходили до середины 1813 г. Все это позволяет говорить о том, что работа над балладой проходила в начале 1813 г. А в начале 1813 г. он был уже здесь.
После того прошло полтора столетия, а Владимир Набоков в комментариях к Онегину по-прежнему считал эталон «русской» баллады «Светлану» Жуковского шедевром.
Вячеслав Рыбников.