«1775 года июля .... контракт сей учинен промеж отставным капитаном Денисом Васильевичем Юрасовским и французом графом Генрихом-де-Бланжия на три года.
«Я нижеподписавшийся граф Бланжия, обезуюсь обучать обоих сыновей Дениса Васильевича, малолетних барчуков Петра и Алексея не только языкам французскому и немецкому, но также и славным манерам; обезуюсь как за ними малолетними Петром и Алексеем Денисьевичами, так и за всеми людьми, их окружающими, иметь смотрение неустанное: обезуюсь спать с ними вместе в отдельной горнице и ездить в деревню и всюду, куда бы Денис Васильевич с детьми и со всею фамилиею своею ни поехал бы. Обезуюсь обязанности эти исполнять как то честному и порядочному человеку надлежит.
Я же с своей стороны обещаюсь заплатить ему, графу Бланжия, за каждый год по 200 рублев, а всего значит 600 рублев; платить их обезуюсь по третям года вперед и первую треть, едва вступивши в дом мой. Обезуюсь сшить по паре платья новаго в году, когда только он, граф Бланжия, того захочет. Обедать и ужинать он, Бланжия, будет со мною и все то, что буду есть и пить и я сам. Кроме того обезуюсь еще дать ему отдельную горницу во флигеле со всем полным прибором. Предоставить коляску летом тройкою, а зимою сани парою для его, с детьми моими катания, да еще кучеров двух, да конюха, да лакея в ливрее, да еще двух крепостных девок по его, графа Бланжия, выбору, для смотрения за его отдельным кабинетом. Bcе эти лошади и люди всегда должны быть в его полнейшей диспозиции. Ко всему сему прибавлять кажись бы и нечего, но я, граф Бланжия, полагаю не лишним, коли для вящаго назидания прибавлено будет, что я не столь за изрядным жалованием, сколь за благородным приемом гонюсь».
На подлинном контракте подписано: Капитан Денис Юрасовский.
Theophil Henri Vicomte de Blang.
(Контракт с гувернером в 1775 г.] / Сообщ. А.Л. Голицын // Русская старина, 1898. – Т. 96. - № 10. – С. 210. – Под загл.: Гувернер прошлого столетия.)
______________________________
Феноменальная рассеянность П.Д. Юрасовского
Волховской предводитель или "производитель" дворянства, как говорили крестьяне, П.Д. Юрасовский отличался феноменальною рассеянностью. В 1831 году в принадлежавшем ему сельце Сурьянине во время холерных беспорядков крестьяне разрыли могилу заразного учителя, вырыли труп и проткнули осиновым колом. Производя об этом происшествии дознание "с пристрастием", становой пристав избил на допросе любимого барского наездника Никитку; это привело в страшный гнев Юрасовского.
Поскакав немедленно к губернатору Кочубею, куда тотчас же вызван был для дачи объяснений и становой, Юрасовский, (гуская ему в нос из своей трубки дым, расспрашивал его о подробностях допроса "с пристрастием". Становой защищался как мог, но против истины ничего не поделаешь. В пылу допроса Юрасовский, как будто невзначай, схватил станового за руку и его указательным пальцем стал поправлять пепел у себя в трубке. Становой закричал благим матом от боли и, выдернув руку, принялся дуть на свой указательный палец.
Юрасовский, разумеется, рассыпался в извинениях, свалив всю вину на свою ужасную рассеянность.
"Юрасовский Александр Константинович Былые чудаки въ Орловской губернiи"
___________________________
Е.С. Нугард в своем очерке "Быль из времен крепостничества в Орловской губернии" подробно с дальнейшими последствиями передает вышеприведенное событие.
Юрасовский был большой любитель театра.
В 1805 году им был куплен за 37 тысяч рублей ассигнацией крепостной хор музыки у тамбовской и московской помещицы, генеральши Л.П. Чертковой, хор этот состоял из 44 крепостных музыкантов "их жены, дети и семейства, а всего-навсего с мелочью 98 человек — в том числе старики, дети, музыкальные инструменты и прочие принадлежности .
Музыканты эти играли ежедневно во время обедов в Морозове и часто в крепостном театре в сельце Сурьянине, сохранившуюся печатную афишу 1828 года нам лично приходилось видеть в Орле, копия с этой афиши во всей своей неприкосновенной прелести помещена была в "Русской Старине" за 1900 год и "Трудах Орловской ученой архивной комиссии" за 1901 и 1902 гг.
Свой балет, свой оркестр, свои певчие, свой театр с крепостными актерами — все было в имениях Юрасовских, чтобы каждый добивался чести быть здесь гостем.
Из крепостных брались мальчики, которые отдаваемы были
в обучение различным искусствам и ремеслам, благодаря чему имелись свои портные, башмачники, шорники, садовники, коновалы, конюхи, фельдшеры, аптекари, столяры и пр.
В крепостных зачастую полезные ремесла бывали соединяемы с приятными искусствами в одних и тех же лицах: иной, работавший в столярной утром, являлся вечером актером в театре. Несмотря на это совмещение должностей, театр был дольно сносен.
В записках новосильского городничего Н.И. Хитрово сохранилось несколько крайне любопытных воспоминаний о балете, устроенном Юрасовскими в 1816 году, и об инциденте с крепостною балериною Ниной Тиняковой, во время спектакля ударом ноги сломавшей ребро своему французу-балетмейстеру.
Некоторые старожилы конец этого инцидента передавали нам несколько иначе, они утверждали, что у балетмейстера-француза после удара ногою оказалось сломанным не ребро, а разбито... ну, словом, после подачи медицинской помощи француз мог себя поздравить с сопричислением, против воли конечно, к лику сектантов, за добровольное сопричисление к которым и за совращение других известный московский архимиллионер Солодовников махнул в края зело отдаленные.
"Юрасовский Александр Константинович Былые чудаки въ Орловской губернiи"
______________________________
Странности болховской помещицы Юрасовской, ее крепостной хор.
В Болховском уезде в начале прошлого столетия славился крепостной певческий хор Александры Денисовны Юрасовской, которая возила также иногда свой хор в Орел, где он пел по разным церквам и у архиерея. Все певцы хора Юрасовской обращали на себя всеобщее внимание между прочим двумя следующими оригинальностями: во-первых, они носили вместо общепринятых певческих кафтанов какие-то испанские черные плащи, в которые они и кутались к изумлению всех. Иногда среди этого хора появлялась и сама Александра Денисовна с лирою в руках, на которой она играла в совершенстве, в какой-то древнеримской тоге, с лавровым венком на голове. Второю оригинальностью было то, что все без исключения хористы были брюнеты без отметин , т. е. окрашены в черную краску.
Бывало, рассказывал нам один из болховских старожилов, появится несколько таких певчих на улицах Волхова, моментально Бог весть откуда только вырастает толпа кричащих вдогонку странным певчим: угольщики! угольщики! Те вместо всяких возражений засучивают рукава, и пошла потеха: разумеем кулачный бой, устраиваемый иногда прямо на улице, иногда же на какой-либо из болховских площадей. Среди этих певчих особенно отличался Фомка Саутин, который раз пристававшего к нему известного тульского бойца Никитку Долговяза так двинул, что тот из кабака вылетел, словно котенок. Появление Саутина в стенке бойцов производило обыкновенно панику среди дерущихся. В таких случаях он бил не щадя и останавливался лишь только тогда, когда лоб его упирался во что-либо несокрушимое.
Накануне праздников этих певчих водили в баню, где они и мылись. Раз как-то перед одним из больших праздников, когда в бане от тесноты и повернуться было негде, над певчими Юрасов-ской, принявшими от мытья мылом свой первоначальный цвет, начали бывшие здесь мещане потешаться. Не вытерпели певчие такой обиды и бросились гурьбою на обидчиков. Мещане вздумали было защищаться шайками, ну и раскаялись, — всех их выгнали на улицу, где и грянул бой... кулачный бой; к певчим присоединились случайно проезжавшие мимо бани конюхи П.Д. Юрасовско-го, за мещан заступились некоторые городские, а другие поспешили оповестить, что там-то, мол, идет уже потеха, и моментально к участию в созерцании восхитительного и грандиозного зрелища поспешила буквально со всего Волхова масса любителей воинственных ощущений, состоявшая преимущественно из купеческой плутократии и интеллигенции, которая, придя на место боя, была действительно поражена невиданным зрелищем. Волховские жители зачастую видели до этих пор дерущихся, одетых в испанские плащи, видели и одетых в жокейские костюмы (конюхи П.Д. Юрасовского), теперь же бой изображал собою действительно невиданное до сих пор зрелище: большинство бойцов было вовсе без костюмов!.. Вместо же гранат и разрывных снарядов в воздухе свистали шайки, тазы, обломанные скамейки, кирпичи.
По окончании боя певчие обыкновенно прямо отправлялись в кабак пить мертвую. Здесь пьянство принимало вид как бы особого спорта, где, точно на скачках, все поголовно, сделав предварительно два-три фальстарта, взапуски один перед другим бросались в погоню за сивухой. Так как эта скачка продолжалась иногда несколько дней, то улицы Орла или Волхова покрывались массою валявшихся тел, особенно рьяных ездоков, закинувшихся и сошедших с круга. Предельного возраста здесь не было, и в этом диком ристалище на равных правах состязались все певчие. Последние деньжонки, испанские плащи, шляпы, сапоги — все исчезало. Проспавшись, все хватались за головы и начинали опохмеляться. Это длилось несколько дней подряд. Александра Денисовна долго не могла разыскать своих певчих. Наконец полиция сообщала помещице, что ее певчие найдены в кабаке, причем оказались почти поголовно в костюмах прародителей, без верхнего платья и сапог, почему и посажены в съезжем дворе в холодную в ожидании дальнейшего распоряжения. Барыня посылала немедленно выкупленное платье в полицию, а далее дело обходилось для певчих довольно благополучно — хотя они и не пускались на глаза, но им было приказано отправиться немедленно в Болховский Оптин монастырь говеть, раскаяться в грехах и вернуться не иначе, как с запискою от настоятеля, что певчим грехи, за их полным раскаянием, отпущены. Это было в самый период религиозного настроения Александры Денисовны. Певчие в точности исполняли приказ барский, отправлялись в Оптин монастырь, говели и привозили от настоятеля записку, что грехи им отпущены, после чего певчие допускались на глаза барыне.
В 1852 г. Юрасовская вздумала пожертвовать колокол на церковь Троицкого кладбища в Орле. Оригиналка всегда и во всем, она и этого не могла сделать обыкновенно. Привезенный на подводах из Москвы с завода Самгина колокол был доставлен поздно ночью на дрогах к церкви, где крепостные люди, прикрываясь ночною темнотою, никем не замеченные, отстегнули от дрог постромки, сели верхом на лошадей и ускакали. Получив уведомление о таинственном появлении колокола, орловский губернатор Н.И, Крузенштерн стал положительно в тупик (в каковой, впрочем, его превосходительство, судя по архивным справкам, становился сплошь да рядом). Долго и тщетно полиция разыскивала оставивших колокол, долго тянулась переписка о странном появлении колокола, наконец в 1858 году колокол разрешено было поднять на колокольню, где он висит и поныне.
"Юрасовский Александр Константинович Былые чудаки въ Орловской губернiи"
